Содержание занятия:
- Природа комического и смешного в трактовке различных исследователей (классические представления).
- Взаимосвязь трагического и комического.
- Жанры художественных произведений с точки зрения участков S-кривой.
- Резюме.
- Домашнее задание № 13.
Цель занятия:
Научиться позитивному, истинно комическому видению себя и окружающего мира даже в элементарных проявлениях.
Почему это надо:
Чаще всего при анализе той или иной системы человек делает некое обобщенное заключение. Такое заключение может содержать те или иные оценки, описывать те или иные свойства. Но чаще всего такая оценка априори содержит однозначный подход хорошо – плохо, надо – не надо, должны делать – не должны делать. Такой подход действует не только по отношению к неким неодушевленным системам, но и по отношению к другим людям, по отношению к самому себе. Указанный подход, с однозначным контекстом присущ управлению развитием. Для управления становлением требуется многоконтекстный подход. Начать его освоение удобнее всего, опираясь на понятия комического и смешного.
Кроме того, без профессионального оперирования истинно комическим в самом себе, без рассмотрения внешних обстоятельств как комического, человек испытывает исключительно сильное давление социума при попытке выхода за стандартные, массово поддерживаемые системы целей «Трёх Б» («бабки–бабы–боулинг» или «бабки–баня–бильярд»).
1. Природа комического и смешного в трактовке различных исследователей (классические представления).
На этом занятии мы проводим краткий обзор воззрений на природу комического и смешного некоторых, наиболее значительных в этой области, исследователей. Необходимо особо отметить, что их выводы опираются не на абстрактные догадки и «размышлизмы», а на огромный, переработанный ими «информационный фонд» смешного. Таким образом, их воззрения представляют как бы концентрацию этого фонда.
1) Аристотель (цитируется по книге А. Аникст, Теория драмы от Аристотеля до Лессинга, М. 1967).
Смех, по мнению Аристотеля, вызывает «несоответствие характера и поведения принятым в обществе нравственным нормам, если это не связано с каким-нибудь ущербом для людей» (стр. 56).
Норма характера и поведения – есть середина между отклонениями. Так «мужество – середина трусости и отважности, ...щедрость – середина траты денег и приобретения; избыток называется расточительством, а недостаток – скупостью...» ... Далее Аристотель называет напыщенность, чванство, мелочность, тщеславие, малодушие, хвастовство и т. д. (стр. 57).
К основным средствам комедии Аристотель относит ... (по Л.Куперу - исследователь Аристотеля.) «Особенно эффектны в комедии узнавания, в частности, узнавание того, кем в действительности являются те или иные лица. Повороты судьбы также принадлежат к числу действенных средств комедии. Если в трагедии судьба Героя меняется от лучшего к худшему, то в комедии – наоборот, от худшего к лучшему. А если поворот событий и будет от лучшего к худшему, то в этом не должно быть ничего серьезного или мучительного» (стр. 58).
И, наконец, упомянем о вызываемом смехом эффекте. По Л.Куперу «...если заставить гневного и завистливого человека смеяться, то он хотя бы временно перестанет сердиться и завидовать. Вот так и очищает комедия зависть и гнев». При этом необязательно, чтобы комедия изображала обязательно злых и завистливых людей. Она может показать вообще что-либо смешное. Иначе говоря, если трагедия очищает страх и страдание изображением подобных аффектов, то комедия отнюдь необязательно изображает именно аффекты, нуждающиеся в очищении, а может показать и нечто совсем другое» (стр. 59).
2) Кант (цитируется по собранию сочинений в 6-ти томах, т. 5).
«Смех есть аффект от внезапного превращения ожидания в ничто/ <...> Следует отметить, что ожидание должно превращаться не в положительную противоположность ожидаемого предмета – так как это всегда есть не/что и часто может огорчать, – а в ничто/. В самом деле, если слушать рассказ о каком-то происшествии, мы многого ожидаем от этого рассказа, но в конце мы сразу понимаем, что все это неверно, то нам это неприятно, как, например, рассказ о людях, которые от большого горя в одну ночь совершенно поседели. Напротив, если после такого рассказа, какой-нибудь шутник очень подробно расскажет о горе какого-то купца, который, возвращаясь из Индии со всеми своими товарами в Европу, в страшную бурю вынужден был выбросить за борт все свое состояние и горевал об этом до такой степени, что у него в одну ночь поседел парик, то мы смеемся, и это доставляет нам удовольствие, т.к. мы свой собственный промах в каком-то для нас, впрочем, безразличном предмете или, вернее, свою идею, за которой мы следили, бросаем еще некоторое время как мяч туда и сюда, тогда как мы хотим лишь схватить его и удержать в руках (стр. 352).
Примечательно, что во всех таких случаях шутка должна заключать в себе нечто такое, что может на мгновение обмануть; поэтому, когда иллюзия растворяется в ничто, душа снова оглядывается назад, чтобы еще раз испробовать ее, и таким образом через быстро сменяющееся напряжение и расслабление спешит то туда, то сюда, отчего и происходит колебание; и т.к. отрыв от того, что как бы натягивало струну, совершается внезапно (не постепенным ослаблением), то это колебание должно возбуждать душевное волнение и согласующееся с ним внутреннее телесное движение, которое продолжается непроизвольно, вызывает утомление, но вместе с этим и веселость (последствия движения, способствующего здоровью) (стр. 353).
В самом деле, если допустить, что со всеми нашими мыслями гармонически связано и некоторое движение в органах тела, то нетрудно будет понять, каким образом указанному внезапному приведению души то к одной, то к другой точке зрения для рассмотрения своего предмета могут соответствовать сменяющиеся напряжение и расслабление упругих частей наших внутренних органов, которое передается и диафрагме (подобно тому, которое чувствуют те, кто боится щекотки); при этом легкие выталкивают воздух быстро следующими друг за другом толчками и таким образом вызывают полезное для здоровья движение; и именно оно, а не то, что происходит в душе, и есть, собственно причина удовольствия от мысли, которая в сущности ничего не представляет (стр. 353-354).
3) Шеллинг (здесь и далее цитируется по книге А. Аникст, Теория драмы от Гегеля до Маркса, М.: Наука, 1983).
Шеллинг отвергает концепцию Канта, связывающего комическое с физиологической реакцией на неожиданность, и предлагает свою, связанную с диалектикой свободы и необходимости.
«...Для Шеллинга изначальное соотношение таково: необходимость проявляется в качестве объекта, а свобода как субъект. Это имеет место в трагедии. Комедия представляет собой перевернутое, или обращенное, соотношение необходимости и свободы. В комедии необходимость дана в субъекте, а свобода в объекте [выделено мной, П.Ф.]. Эту философскую абстракцию Шеллинг раскрывает следующим образом.
В трагедии необходимость связана с судьбой, имеет объективный, не зависящий от воли человека характер, и поэтому она страшна. Но если перевернуть все это построение, то исчезнет страх перед необходимостью, как чем-то неизбежным. Устраняется понятие судьбы. Возникает явное несоответствие: необходимость становится субъективной. Иначе говоря, субъект только претендует на роль необходимости, на положение, так сказать, вершителя судеб других лиц. Но так как вызывает он не страх, а противодействие, то его поведение становится комичным, вызывает смех. Возникает, как пишет Шеллинг, «чистое удовольствие по поводу этого несоответствия как такового, и это удовольствие и есть то, что вообще можно назвать комическим и что внешне выражается в свободной смене напряжения и ослабления»» (стр. 418).
Все это становится ясным, когда мы встречаемся с конкретными примерами комических ситуаций, которые приводит Шеллинг. Простейший вид комического: «...когда трус становится в такое положение, что ему приходится быть храбрым, когда жадному приходится быть расточительным или когда в одной из наших семейных комедий жена играет дома роль мужа, а муж роль жены...» (стр. 419). Это – простое переворачивание принадлежит к низшей сфере комического.
Форм и видов комического много, но Шеллинг ограничивается указанием на его простейшую форму, а затем характеризует то, что, по его понятиям, составляет наиболее важную форму комического. «Эта высшая точка находится <...> там, где вскрывается общая противоположность свободы и необходимости, притом так, что необходимость попадает в субъект, а свобода – в объект» (стр. 419).
Иными словами Герой относительно внешних обстоятельств свободен, но сам этого не знает.
Кроме этого Шеллинг отмечает «...Высшие проявления комедии нуждаются в специальных характерах; для достижения максимума наглядности в комедии должны быть представлены общественные характеры».
4) Гегель.
Аникст по Гегелю: «Если основу трагедии составляет субстанциональное содержание, т.е. изображение наиболее существенных конфликтов, в которых определяется жизнь и смерть героев, то в комедии главной почвой служит субъективность» (стр. 110) [выделено мной, П.Ф.].
4.1) Комическое, сатирическое, смешное.
Гегель принципиально разделяет такие понятия как собственно комическое, сатирическое и смешное.
Комическое Гегель выделяет особо. «В сущности, по той же причине, по какой отличает ужасное, неприятное, жалостное, от трагического. Точно так же, как трагическое раскрывает противоположность и борьбу важных нравственных принципов, так комедия обнаруживает противоречия, имеющие особый характер. По определению Гегеля, “всеобщая почва комедии – это мир, где человек как субъект сделал себя полным хозяином всего того, что значимо для него в качестве существенного содержания его знания и свершения: мир, цели которого разрушают сами себя своей несущественностью”. Основой истинно комического является поэтому, с одной стороны, сознание и понимание природы вещей, какими они должны быть соответственно своему назначению и ценности, а с другой – проявления такого субъективного стремления, которое вступает в противоречие с действительно жизненными ценностями и понятиями» (стр. 110).
С комическим в его доподлинном виде Гегель связывает особый вид смеха. Как он пишет: «... комическому <...> свойственна бесконечная благожелательность и уверенность в своем безусловном возвышении над собственным противоречием, а не печальное и горестное его переживание: блаженство и благонастроенность субъективности, которая, будучи уверена в самой себе, может перенести распад своих целей и их реальных воплощений. Косный рассудок наименее способен на это как раз там, где в своем поведении он наиболее смешон для других» (стр. 111).
Сатирическое. «Гегель проводит различие между собственно комическим и сатирическим, считая, что “пороки людей, например, не комичны”. Смех, который вызывает сатира, сочетается с возмущением против определенных противоречий в жизни и несправедливости» (стр. 111).
Гегель рассматривает, почему в частности скупость не является истинно комической. «Ибо как последнюю реальность она (скупость) рассматривает мертвую абстракцию богатства, деньги как таковые и, останавливаясь на этом, пытается достичь голого наслаждения ими путем отказа от всякого иного, конкретного удовлетворения, и в этом бессилии цели, ровно как и средств против хитрости, обмана и т.д., она оказывается не в состоянии достигнуть желаемого результата. Но если индивид по своей субъективности серьезно сливается с подобным внутренне ложным содержанием как исключительным смыслом своего существования, так что когда эта почва уходит у него из-под ног, чем крепче держался он за нее, тем безутешнее чувствует себя в своем крушении, – то такому изображению не достает подлинного зерна комического, как и везде, где есть место с одной стороны, для тягостных обстоятельств, а с другой стороны, для простых насмешек и злорадства» (стр. 111-112).
Смешное. «Не все смешное является, по его (Гегеля) мнению, истинно комическим. Смех могут вызвать всякого рода контрасты между сущностью явления и тем, как оно воплощается в некоем характере или действии. Несоответствие цели и средств также будет смешным. “Глупости, нелепости, заблуждения сами по себе тоже далеко не комичны, как бы не смеялись мы над ними”.
Вообще трудно найти что-либо более противоположное, чем вещи, над которыми смеются люди. Самые пошлые и плоские вещи могут вызвать у них смех, но часто они точно так же смеются и над значительнейшими и глубочайшими явлениями, если только в них объявится какая-нибудь совершенно несущественная сторона, противоречащая привычкам и повседневному созерцанию людей. Смех тогда есть лишь выражение самодовольного практического ума, знак того, что мы тоже достаточно умны, чтобы распознать контраст и почувствовать себя выше него. Точно так же бывает смех издевательский, смех от отчаяния и т.д.» (стр. 110).
4.2) Две формы комического.
Первая форма комического.
«Истинно комическое, по определению Гегеля, получает свое воплощение не в насмешке над пороком. Он пишет: “...более комично, когда сами по себе мелкие и ничтожные цели осуществляются с видом большой серьезности и с обширными приготовлениями, но при этом у субъекта, случись ему не преуспеть в своем начинании, ровно ничего не рушится на самом деле именно потому, что он желал чего-то крайне незначительного, так что он со свободной и радостной душою может воспрянуть после своего поражения”. Такова одна форма комического. Она дает основание для той “бесконечной веселости”, которую Гегель считает соответствующей комическому в его чистом виде. Итак, с одной стороны, ничтожность цели, а с другой – значительность применяемых для ее достижения средств» (стр. 112).
Вторая форма комического.
«Второй случай представляет собой обратное соотношение: “...индивиды пытаются раздуться до уровня субстанциональных целей характеров, для осуществления которых они как индивиды представляют собой совершенно противоположный инструмент”. Образцом комического такого рода для Гегеля является комедия Аристофана “Женщины в народном собрании”, в которой женщины хотят учредить новый государственный порядок, проявляя в своем понимании его не действительные общечеловеческие стремления, а ограниченные и специфические причуды и женские страсти.
Как ситуации, так и характеры в комедии подчиняются тем же закономерностям. Контраст между целью и ее выполнением создает разнообразные комические ситуации, тогда как контраст между действительным характером и его претензиями на нечто иное и большее дает эффект в комедии характеров» (стр. 112) [выделено мной, П.Ф.].
4.3) Фабула «комедий нового времени ... состоит в разработке интриги, в результате которой получается путаница, остроумно используемая для создания комических ситуаций. По мнению Гегеля, комедия нового времени в изображении характеров склоняется к карикатуре» (стр. 115).
5) Фишер.
5.1) Общие соображения.
Комическое представляет собой «разрешение возвышенного в ничто/» (стр. 141). «...Комическое есть отчетливо выявленное возвышенное. Четкость проявляется в выделении чувственных подробностей <...> Каждый вспомнит, как часто нечто возвышенное распадается, когда предмет рассматривается вблизи» (стр. 142) ...Низменные вещи дают подножку возвышенному, и оно падает» (стр. 141). Хорошо известное изречение гласит: “...от возвышенного до смешного один шаг”. Фишер подкрепляет это тем, что “легче всего поддается пародированию поэт патетический”. Смешное – смертельный враг возвышенного. Это смешное возникает не как насмешка извне, а содержится в лоне самого возвышенного» (стр. 141).
...Фишер одновременно соглашается с Зольгероми, цитирует его: «Комическое возникает из того же источника, что и трагическое. Он показывает нам лучшее, даже божественное в человеческой природе, как оно проявляется в этой жизни в своей разорванности, противоречиях, ничтожестве, и именно поэтому оно оздоровляет нас, и мы вполне доверяемся ему, ибо оно коренится в нашей жизни. Поэтому даже самое высшее и святое, проявляющееся в людях, может и должно быть предметом комедии, а комическое в свою очередь посредством иронии возвращает к серьезности, даже к суровости» (стр. 143) [выделено мной, П.Ф.].
«В комическом возвышенное и подлинно и не подлинно, ибо низменное подрывает его; низменное подлинно и не подлинно, ибо оно находится вблизи и входит в состав возвышенного; поэтому и то, и другое истинно, значительное незначительно, незначительное значительно, божество бессмыслия овладевает миром, все понятия взаимно проникают друг друга, все становится безразличным, но это безразличие тоже не истинно, и это в свою очередь не истинно, и над всем этим разложением прочно и устойчиво стоит веселый субъект, который, подбоченясь, смеется и сверху вниз смотрит на безумную сумятицу и пляску противоречий» (стр. 147).
«Возвышенное подвергается постоянному снижению из-за вмешательства прозы жизни. Фишер не останавливается перед примерами, которых эстетические трактаты избегают. Сохраняет ли возвышенный субъект свое достоинство в отхожем месте? Или, что представляет собой человек, объятый воодушевлением, когда у него лопаются подтяжки? Или, если в момент наивысшего воодушевления он почувствует необходимость естественных отправлений? Эти примеры, признает Фишер, справедливо могут показаться отвратительными, нелепыми, сумасбродными, но они помогают понять особенности комического. “Элемент пошлости, нелепости, цинизма, безусловно, является неизбежным в комическом контрасте. Без глупости, подчеркнутой случайности, пустяков, притом крайне нелепых, комическое не может обойтись; все юмористы были в известной степени циниками, даже такой идеалистичный, как Жан-Поль”» (стр. 171, 144).
5.2) Виды смешного.
«Комическое имеет различные виды. Смешно, когда возвышенное оборачивается чем-нибудь мелким, когда действие приводит к результату, противоположному тому, которого добивались; смех может вызвать даже просто неожиданное падение бегущего. Комично, когда играющий на бильярде, тщательно целится, но промахивается; когда патетический оратор вдруг запинается» (стр. 142).
а) Наивно-комическое. Фарс.
«Первая и низшая форма комического, которую с полным правом можно обозначить как низменную, это та, в которой обе стороны контраста раскрываются лишь с чувственной стороны. Возвышенное здесь выступает как внешнее и проявляется в природно-телесной форме. Низменность проявляется в том, что возвышенное попадает в ловушку посредством весьма грубых приемов. Тут играют большую роль телесные повреждения: комичным это может показаться, когда человек получает их из-за собственной неловкости. Мы смеемся над падением человека, когда видим, как внезапно нарушается гармония в действиях членов тела. Гансвурст потешал публику неловким хождением по канату. Этот низкий вид комизма захватывает всех и всегда вызывает смех» (стр. 148).
«Фишер замечает, что никто не должен думать, будто он перерос этот вид комического. Такой смех, высвобождающий от серьезности, дает людям здоровую разрядку. К этому разряду комического принадлежат также явления, требующие более высокой способности понимания и остроты ума. Запутанные ситуации, интриги имеют в своей основе “наглядное реальное воплощение комических контрастов” (стр. 186)... Здесь идут в дело затрещины и палочные удары... Уленшпигель и Арлекин, не столько придурковатый малый, сколько плут» (стр. 148).
Фишер считает, что ни в коей мере не следует относится высокомерно к этой элементарной форме комического, имеющей глубокие народные корни, и высказывает осуждение в адрес той мнимо интеллигентной, мещанской публики, которая презрительно относится к фарсу и гротеску. Элементарно комическое отличается от более тонких форм комического не содержанием, а лишь формой; последние имеют по большей части те же сюжеты, однако обработанные так, что «непосредственно натуральное изображается не в столь развязном виде и весь контраст переносится в область более глубоко духовную» (стр. 188, 149).
б) «Комическое рассудка или рефлексия остроумия».
«Остроумие также состоит в том, что нечто возвышенное попадает впросак. В этой форме комическое проявляется абстрактное понимание природы, позволяющее рассудочно сочетать различные представления. Какое-нибудь понятие или представление вполне соответствует определенному положению или явлению действительности. Внезапно остроумная шутка связывает это понятие или факт с явлениями, относящимися к совершенно другой отдаленной области. ...Шутку Людвига Берне: “Когда Пифагор открыл свою теорему, он принес в жертву сто быков; с тех пор, когда открывают новое, все быки дрожат” (стр. 149).
Остроумие есть готовность сочетать воедино с поражающей быстротой различные представления, которые по своему внутреннему содержанию и связям, им свойственным, друг другу совершенно чужды» (стр. 191).
В остроумной шутке нас поражает гораздо больше несоответствие представлений, соединение различного, которые надлежит сочетать. Остроумные шутки могут вызывать определенные образные впечатления, одни в большей, другие в меньшей степени» (стр. 149-150).
в) «Комическое разума, или юмор».
«Юмор отличается от уже рассматриваемых форм комического тем, что в отличие от них, затрагивающих лишь внешнее и поверхностное, он касается самых основ. При этом юмор сохраняет такие ингредиенты, которые присущи низким видам комического. В нем, например, тоже может иметь место возвышенное в сочетании со смешанными особенностями, но эти ингредиенты выступают здесь в своем абсолютном значении, тогда как в других формах комического они более случайны и относительны» (стр. 150).
5.3) Некоторые средства комедии.
«...Даже если комические персонажи заходят так далеко, что совершают серьезное преступление, надо позаботиться о том, чтобы оно не стало кровавым, или о том, чтобы серьезные последствия зловредного поступка были выведены за пределы поля зрения. Поскольку вина здесь не серьезна, то и кара не должна быть суровой. Она может быть насмешкой, наказывающей за глупость, комическим затруднением, хорошей взбучкой и т.п.» (стр. 173).
«В комедии или комической части драмы должна господствовать шутка, и единственной формой судьбы может быть лишь случай. Комедия не признает никакой высшей силы грозно и властно возвышающейся над людьми; Земля полностью находится во владении абсолюта, и боги низвергнуты» (стр. 174, 145).
6) Шопенгауэр.
6.1) Общие соображения.
«Смех всегда возникает не из чего иного, как из неожиданного сознания несовпадения между известным понятием и реальными объектами, которые в каком-либо отношении в этом понятии, – и сам он служит лишь выражением такого несовпадения» (1, 61). В другом месте Шопенгауэр поясняет, что смех возникает из несовпадения между отвлеченным и наглядным. Чем больше и неожиданнее в восприятии смеющегося это несовпадение, тем сильнее оказывается смех. Поэтому во всем, что возбуждает смех, непременно есть какое-нибудь понятие и какая-нибудь частность, т.е. такая вещь или случай, которые могут быть подведены под это понятие и, следовательно, мыслятся в нем, но зато в другом и более важном отношении совсем не подходят к нему, а, напротив, поразительно отличаются от всего остального, что мыслится в данном понятии» (2, 87) (стр. 170).
6.2) Два вида смешного.
«...Два вида смешного. В одном случае несовпадение, вызывающее смех, происходит тогда, когда мы идем от наглядного факта к понятию».
Пример: «Французский король встречает в зимнюю стужу гасконца, одетого по-летнему. Это несоответствие наряда погоде вызвало у монарха смех. Тогда гасконец говорит королю: “Если бы Ваше величество надели то, что я надел, то вы нашли бы это очень теплым”. Король: “Что же ты надел?” Гасконец: “Весь свой гардероб”. Легкая одежда гасконца и есть весь его гардероб; его наряд (видимое, наглядное, конкретное) не согласуется с понятием гардероба (общее). С другой стороны, можно представить себе, как выглядел бы король, облачившись во все одеяния, составляющие его гардероб» (стр. 170). Эта преднамеренная шутливость связана с проявлением ума, находчивости, веселой выдумки.
«...Бывают случаи несовпадения наглядного факта с понятием, возникшие преднамеренно. Пример Шопенгауэра: один из свободных негров в Северной Америке, старавшийся во всем копировать белых, сочинил своему умершему ребенку эпитафию, которая начиналась так: “О, милая, рано сорванная лилия”» (стр. 170).
«Механизм смешного второго вида Шопенгауэр описывает так: “...понятие первоначально находится в сознании, и от него переходят к реальности и воздействию на последнюю – к поступку: объекты, во всем различные, но одинаково мыслимые в этом понятии, рассматриваются и трактуются одинаковым образом, пока перед изумленным и пораженным деятелем не обнаружится их полное различие в остальных отношениях: этот род смешного называют глупостью” (1, 62).
Второй вид смешного, таким образом, возникает из мыслительного процесса, противоположного первому. Там сознание идет от конкретного к абстрактному, здесь, наоборот, от абстрактного к конкретному, чему-то зримому и наглядному.
Следуют примеры. Некто признается, что любит гулять в одиночестве: собеседник заявляет: “Я – тоже, погуляем вместе”. Собеседник исходил из принципа, что удовольствие, которое любят двое, можно испытывать сообща, и подвел под него тот случай, когда общность исключается. Слуга смазывает мазью для волос облезлую кожу на чемодане, полагая, что она покроется волосяным покровом. Примерами могут служить, далее большая часть поступков Дон Кихота, который под понятия, извлеченные им из рыцарских романов, сублимирует совершенно отличные от них реальные явления, – например, желая помочь угнетенным, освобождает каторжников» (2, 93) (стр. 170-171).
6.3) Градации смеха и виды комического.
«Существуют разные градации смеха, характер которого зависит от уровня духовной культуры человека. Манера смеха и поводы к нему очень важны для характеристики человека. Есть грубые поводы для смеха и поводы серьезные. Язвительный смех обращен против того, кто придерживался ложных понятий, опрокинутых действительностью. Но бывает и горький смех, которым мы смеемся, увидев, что наши наивные представления о людях и судьбе были разбиты реальностью».
«Рассматривая разные виды комического, Шопенгауэр дает им определения, исходящие из его основной формулы смешного. Шутка – преднамеренно устраиваемое несоответствие между чьими-то понятиями и реальностью; Ирония – это когда шутка прячется за серьезное; юмор противоположен иронии, ибо в нем серьезное прячется за шутку. “Всякое поэтическое или художественное изображение любой комической сцены и даже фарса, где на втором плане все-таки просвечивает серьезная мысль, является продуктом юмора, т.е. – юмористично”» (2, 97) (стр. 172).
2. Взаимосвязь трагического и комического.
«...Уже Платон устами Сократа высказал мнение о связи между трагическим и комическим» (А. Аникст, Теория драмы от Гегеля до Маркса, М.: Наука, 1983, стр. 272).
«По Гегелю, героический тип личности возможен только на ранней ступени развития общества. <...> Исторически неотвратимая и неизбежная гибель героев и героического в жизни человечества и составляет, по Гегелю, основной источник трагического в жизни и искусстве» (по Г. Фридленгеру) (там же, стр. 264).
«...Маркс видел противоречие, сущность которого определялась социально-историческими изменениями. Определенный социальный строй, создающий свои формы быта, законы и нравственность, с течением времени утрачивает свою жизненность, ибо на смену ему приходят новые общественные отношения. В этих условиях старая мораль, прежние понятия, со всей серьезностью отстаиваемые сторонниками изжившего себя общественного строя, приобретают комический характер» (там же, стр. 113-114).
Другими словами, если представить себе трагическое и комическое по схеме сильного мышления, то в надсистеме будут находиться социально-исторические условия и изменения.
Используя понятие S-кривой развития систем и идеальной цепи действия, это положение можно рассмотреть более детально.
Рис. 21. S-кривая и взаимосвязь трагического и комического.
Очевидно, что соображения Маркса по поводу отмирающего строя относятся к 5-му участку Sа-кривой – участку отмирания старой системы и зарождению новой. Специфика этого участка в том, что, несмотря на то, что старое по сущности уже уходит или ушло, новое еще не приобрело своих устойчивых форм, и, соответственно, по форме, еще вроде бы процветает старая система. Так в «Дон Кихоте» Сервантеса большинство боковых героев вроде бы за порядочность и благородство. И не только герои, читатель тоже! Но благородная грань рыцарских времен по сущности уже умерла. Хорошее старое кончилось, осталась пустая форма, которая каждый раз сталкиваясь с сущностью действительности лопается как мыльный пузырь и это смешно. Грустно, но смешно. Комизм этого вида срывает маску лицемерия с плохого нового, приходящего на смену хорошему старому.
Рассмотрим возможные варианты драматического проявления 5-го участка S-кривой. На смену хорошей системе приходит плохая.
Примечание. Под хорошей системой будем понимать систему, увеличивающую вероятность выживания человечества и человеческого разума. Под плохой системой – соответственно, ту, что уменьшает такую вероятность.
Это комедия. По своему характеру грустная, трагичная, но побуждающая, предупреждающая, мобилизующая на борьбу за изменение зарождающегося плохого порядка. Очевидно, такая комедия сливается с предупреждающей трагедией, когда герой попытается победить зарождающееся плохое с помощью старых, отживших по сущности средств. Так, Макмерфи, герой романа К. Кизи «Над кукушкиным гнездом» закономерно, трагически погибает. Однако на примере того же «Над кукушкиным гнездом» видно, что 5-й участок S-кривой раскрывает возможности не только перед комичным или трагичным, но и для того и для другого одновременно. Исключительно смешные и веселые события, происходящие в сумасшедшем доме не стоят в стороне от трагизма всего произведения, а являются органичной его частью. Рассмотрим этот момент подробнее.
1) Комедия. Гуманная по форме и убийца по содержанию – Старшая Медсестра олицетворяет отживающий свой век фарисейский порядок и псевдопорядочность. На смену этой старой системе приходит новый свободолюбивый и вольный по содержанию порядок – Макмерфи. Столкновение претензии на нечто значимое (Медсестра) с истинно живым и гуманным (Макмерфи) – объективно комично. Претензия обязательно, закономерно, постоянно попадает впросак.
2) Трагедия. Новый порядок (Макмерфи) еще не научился, еще только учится серьезно стоять за себя (финал – Вождь), старое еще не сломлено и сопротивляется самыми жестокими средствами и победить его, сформировать новые средства для хорошего нового можно только погибнув – своей гибелью Макмерфи формирует новые средства Вождя, трагедия здесь объективна.
3) Но нельзя идеализировать S-кривую. Участки перегибов (1, 3, 5) и прямые ее участки (2, 4) – вещь условная, поскольку в реальности такая кривая состоит из многих подсистем, одни из которых уходят вперед, другие отстают (подробнее с комплексом S-кривых мы разберемся в третьей части курса «Драматургия событий и явлений»).
В данном случае (К. Кизи «Над кукушкиным гнездом») старый порядок хоть и приходит к своему концу, но он еще силен: 4-й участок S-кривой.
Другими словами плохое старое находится еще только на стыке 4-го и 5-го участков и, соответственно, (относительно 4-го участка) победить его средствами, которыми пользуется Макмерфи, можно только погибнув, вскрыв, таким образом, сущность этого порядка и этим формируя хороших новых людей (Вождь).
И в то же время, новое уже обладает достаточной силой, чтобы смеяться над старым. Таким образом, можно считать, что «Над кукушкиным гнездом» находится на стыке 4-го и 5-го участков S-кривой и закономерно, органично включает в себя как трагедийное так и комедийное начала.
3. Жанры художественных произведений с точки зрения участков S-кривой.
Если автор художественного произведения хочет не просто «сфотографировать» действительность, а стремится помочь чему-то хорошему, доброму, в общем случае, увеличивающему вероятность выживания человечества и разума человечества и, наоборот, помешать злу, то его художественное произведение не может не обладать определенной точкой зрения. Гегель: «...в некоторые эпохи именно драматической поэзией пользуются для того, чтобы проводить в жизнь новые представления в политике, нравственности, поэзии, религии и т.д.» (А. Аникст, Теория драмы от Гегеля до Маркса, М.: Наука, 1983, стр. 91).
Примечание. Следует учесть, что с появлением систем массовой информации повлиять на что-то с помощью художественного произведения стало весьма проблематично. Системы массовой информации, как правило, используются в режиме информационного оружия и жестко фиксируют (защищают) те самые «старые, отжившие формы».
Попробуем оценить возможности различных участков S-кривой с точки зрения результата, которого можно добиться художественным произведением в тот или иной момент жизни системы.
Участок – 1.
а) Зарождение хорошей системы и отмирание плохой.
Этот случай мы уже разобрали на примере К. Кизи «Над кукушкиным гнездом». На данном участке необходимо поддержать хорошее новое, предсказать для него новые формы, вооружить ими. В то же время желательно ограничить плохое старое. Объективная база для комизма и трагизма здесь есть, следовательно возможны варианты:
- Укрепляющая, обучающая новому комедия («Собака на сене» Лопе де Вега).
- Ограничивающая старое, сатирическая комедия. («Тартюф» Ж. Б. Мольер).
- Трагедия, укрепляющая новое («Оптимистическая трагедия» В.Вишневского).
- Трагедия, добивающая старое («Прометей прикованный» Эсхил).
- Комплекс: и 1, и 2, и 3, и 4.
б) Зарождение плохой системы и отмирание хорошей.
В данном случае необходимо либо уже в зародыше перевести ее в хорошее состояние (см. управление рисками). При этом закономерный, наиболее вероятный путь плохой системы – это отсутствие новых положительных средств.
Как и в случае а) здесь тоже есть база для смешного и трагичного, однако смех здесь будет скорее горький, как в «Дон Кихоте». Само художественное произведение в данном случае может носить предупреждающий, побуждающий, мобилизующий или решающий характер.
Участок – 5.
Полностью аналогичен 1-му участку, но в анти-системе.
Участок – 3.
а) прекращение развития и перелом хорошей системы.
В идеальном случае необходимо производить смену одной «хорошей» системы на другую (перехватить эстафетную палочку), или готовить условия для такой смены, предлагая и готовя варианты дальнейшего развития или предупреждая – куда ведет наиболее вероятный и пока хороший путь (или и то, и то в комплексе).
Очевиден комизм этого перегиба – развитие кончилось по содержанию, но по форме еще имитируется; в этом же противоречии форма-содержание – корни трагичного.
Необходимо отметить, что по сравнению с 1-ым и 5-ым участками S-кривой потенциал трагизма и комизма здесь значительно ниже. Нет той остроты, жизненной смертельности, революционности 1-го и 5-го участков.
Однако нельзя слепо привязываться к S-кривой. Мы уже отмечали, что S-кривая –понятие относительное. Еще раз повторим: сама S-кривая – это всегда комплекс, в котором какие-то подсистемы отстают, какие-то опережают. Более того, каждая подсистема S-кривой, (каждый участок) сама является S-кривой. Именно поэтому то, что надсистема в целом находится в «спокойном» состоянии еще не означает «спокойствия» ее подсистем. Так, например, несмотря на различные «мировые» коллизии, положение женщины в обществе как человека второго сорта, меняется незначительно, порождая в тех или иных условиях комичные или трагичные ситуации.
Участок – 4.
На 4-ом участке S-кривой – в основном героизм. Система стабильна.
Участок – 2.
Система сильна, проявляются отдельные, незначительные признаки загнивания. Изменить ее нельзя. Можно только приблизить конец, но ценой поражения Героя.
Резюме
При управлении процессами, при замене старых, отживающих средств новыми, следует учитывать не только технологическую составляющую управления, но и целевую, ценностную составляющую, определяемую относительно людей. В противном случае незаметно, но обязательно произойдет подмена становления развитием и деградацией.
Домашнее задание № 13
- Попробуйте, используя воззрения того или иного автора на комическое, придумать несколько шуток, желательно смешных (П.Ф.: на счет смешных – это я сам незатейливо пошутил).
- Укажите, к каким участкам S-кривой относятся трактовки комического различных авторов.